Про заболевания ЖКТ

Профсоюз Академии наук провел опрос российских ученых по результатам трехлетних преобразований

В 2013 году началась реформа РАН, которая была рассчитана на три года. Эти года прошли. Каковы же результаты реформы? Что хорошего или плохого принесли преобразования? Улучшилась ли финансовая, материальная и социальная база, социальная защищенность научных работников, кадровая ситуация? Чтобы получить ответы на все эти вопросы профсоюз РАН совместно с Общественно-научным форумом «Россия: ключевые проблемы и решения» предложил ученым нашей страны принять участие в экспертном опросе по реформированию РАН и перспективам развития российской науки. Материалы анкетирования будут направлены в Президиум РАН для дальнейшего использования при подготовке этого доклада. «МК» проанализировал анкеты сотрудников российских научных организаций.

В исследовании приняло участие 240 российских ученых - директоров институтов, заведующих лабораториями, докторов и кандидатов наук. Всем им предлагалось ответить на несколько вопросов: «Что реформа дала вашему институту, вашей лаборатории?», «Улучшилась ли финансовая, материальная и социальная база, социальная защищенность научных работников, кадровая ситуация?».

По мнению многих ученых, в целом реформа РАН ничего хорошего ученым так и не принесла. Наоборот, опрос выявил ряд проблем, основная - хроническое недофинансирование. Не хватает средств на приобретение нужных приборов и нового современного оборудования, резко упали возможности проведения экспериментальных и экспедиционных работ, без которых невозможно получение новых данных. «Экспедиции и научные командировки стали почти недоступной роскошью. Серьезной проблемой являются нормативы финансирования полевых исследований внутри России, которые не менялись десятилетиями, в результате чего многим полевикам приходиться покрывать эти расходы из своего собственного бюджета»,- говорят ученые.

Перспективные проекты остаются на бумаге

Не хватает средств, чтобы финансировать все проекты, получающие высокие оценки. Например, группа ученых Института астрономии РАН, как сообщил ведущий научный сотрудник этого института, доктор физико-математических наук Александр Багров, занимается метеорными исследованиями и подготовила вполне конкретную программу защиты Земли от «необъявленного визита», но о воплощении ее пока не идет и речи. «Это важное направление, значимость которого особенно велика для предотвращения метеорных рисков при космических исследованиях, - говорит Багров. - Очень перспективным было бы создание специализированного спутника, проработанного нами для решения другой задачи- заблаговременного обнаружения в космосе опасных тел. Этот спутник позволил бы обнаруживать все природные тела декаметрового размера, пересекающие околоземное пространство, и изучить эту совершенно не исследованную составляющую солнечной системы. Наконец, предложенный и запатентованный нами способ ударного воздействия на опасные космические объекты мог быть реализован на практике в течение 3-4 лет, и это дало бы гарантированную защиту от падения на Землю грозящих глобальной катастрофой крупных тел».

То, чем гордились, - умирает

За годы реформы была свернута работа многих научных школ, которыми славилась страна в прежние годы. Например, перестала финансироваться школа «Продукционной гидробиологии» под руководством академика РАН профессора Александра Алимова. «А ведь без использования знаний и направлений этой Школы невозможны обоснованные прогнозы рационального использования водоемов и водотоков», - отметил ученый. Нельзя, по мнению опрошенных экспертов, заниматься финансированием только тех проектов и исследований, которые, в конечном счете, могут принести коммерческий результат. С таким подходом могут быть загублены фундаментальные исследования как основа всех наук.

Ученых изолировали от мировой научной мысли

Как считают многие опрошенные, идеология самофинансирования науки является порочной. Во всем мире наука имеет государственную поддержку. Многие ученые сетуют на то, что у них нет доступа к базам данных научной литературы. Ряд библиотек академических институтов не имеют возможности выписывать не только зарубежные, но и отечественные журналы. Это не позволяет своевременно знакомиться с достижениями мировой науки, ее новыми перспективными направлениями.

Неприлично низкая зарплата ученого отталкивает молодежь

Очень остро стоит в институтах вопрос с кадрами, который сильно зависит от заработной платы. Сегодня в академических институтах, которые перешли под управление ФАНО (Федеральное агентство научных организаций), она до неприличия низкая. Отсюда возникает и проблема привлечения талантливой молодежи в науку. Вот, что написал по этому поводу заведующий лабораторией научного центра волновых исследований Института общей физики РАН Андрей Брысев: «Какие перспективы ее (молодежь) ждут, каков может быть престиж профессии исследователя, если зарплата их руководителя, доктора наук, заведующего лабораторией в одном из ведущих в мире физических институтов РАН меньше, чем у бабушки-пенсионерки, сидящей у эскалатора в метро. Как молодой исследователь может посвятить себя науке, если у него такой низкий доход?!»

Завхозы отвлекают от исследований

Многие ученые убеждены в том, что необходимо упразднить или хотя бы «поставить на место» ФАНО, которое возложило на себя функции руководства отечественной науки. Чиновники порой не понимают что такое наука, каковы особенности ее функционирования и развития, следствием этого стала чрезмерная бюрократизация, формализм. Ученые вынуждены заниматься подготовкой бесконечных отчетов, что отвлекает их от научной работы и ведет к бесполезной трате времени и энергии, они считают, что интересная содержательная исследовательская деятельность подменена погоней за показателями, а не за реальными результатами. «ФАНО не облегчило, а только усложнило работу ученых множеством бюрократических требований, как правило, срочных, касающихся в основном обновления статистических данных, рейтинга, цитирования, трудоемких регистраций на разных сайтах и т.п., которые отнимают массу времени от научной работы. Все эти данные, как полагают, должны вписать российскую науку в общемировую, но толку от такой глобализации немного. Вся эта бюрократическая работа ложится на плечи ученых, а тем временем штат чиновников ФАНО, который, казалась бы, призван был избавить ученых от посторонних проблем, только растет, причем настолько, что ему требуются все новые и новые помещения. В результате наш институт уже под угрозой выселения, потому что ФАНО расширилось. Кто способен этому противостоять?» - спрашивает в одной из анкет ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН, доктор наук.

Зачем ученых «душат» отчетами и проверками?

Следовало бы требовать от чиновников выполнение только тех задач, для которых они призваны. Однако сотрудники институтов периодически испытывают сильнейшее давление со стороны всяких надзорных государственных органов. Ярким примером тому служит Институт программных систем им. А.К. Айламазяна РАН. Институт занимается важнейшими исследованиями в области нанотехнологий и информационных технологий. Как сказал директор этого института Сергей Абрамов, «впечатление, что контролирующие органы услышали призыв «перестаньте кошмарить бизнес» и переключились на институты РАН (я сужу по своему институту). За 2016 год мы перенесли 32 проверки - 7 плановых и 25 внеплановых от самых различных ведомств. Практически каждая из 32–х проверок была многодневной, некоторые - многонедельные. По сути каждый календарный день в 2016 году Институт был под гнетом одной из нескольких проверок. Безумное копирование документов по запросам, вызовы персонала для дачи показаний… Я точно знаю, (как сооснователь четырех IT- компаний, руководитель 2-х из них) такого шабаша в бизнесе нет. Это не может не подрывать обстановку в коллективе и общее ощущение».

Может быть стоит прислушаться к голосу наших ученых и прекратить мучить науку бесконечными реформами, дать уже, наконец, им возможность спокойно заниматься исследовательской деятельностью, полностью посвятить себя научной работе? Необходимо обеспечить их достойной заработной платой, поднять престиж научной работы, а это возможно только при условии уважительного отношения государства к его наиболее образованной части. Без науки не будет прогресса в образовании и развитии всех областей экономики. Как сказал лауреат Нобелевской премии по физике Жорес Алферов: «Если вы посмотрите, какие страны в мире являются наиболее богатыми, то это именно те, которые успешно развивали науку и новые технологии».

Тучи над Российской академией наук (РАН), основанной еще Петром І как императорской по образцу других тогдашних европейских академий при монарших дворах, а в советские времена называвшейся «АН СССР», сгущались уже давно. «Реформаторы» обвиняли РАН в архаичности и консервативности и призывали перейти к принятой в большинстве стран университетской системе организации науки, сведя академию к статусу почетного научного общества. «Прагматики» при этом жадно посматривали на огромное имущество и земли РАН.

И на все это накладывались субъективные факторы: Владимиру Путину еще во времена его «первого» президентства так и не удалось посадить в кресло президента РАН своего ставленника. Потому ВВП, поговаривают, затаил обиду на слишком самостоятельных академиков. Но действовать по примеру Александра Лукашенко, решительно ликвидировавшего автономию белорусской академии, а председателя его президиума назначая своим же указом (президент в Беларуси может быть только один!), Путин тоже пока не решался: слишком разные масштабы у белорусской и российской науки.

Поэтому, когда весной министр образования и науки РФ Дмитрий Ливанов сделал скандальное заявление: «РАН нежизнеспособна, она не будет жить», — многие решили, что за этим стоит воля Кремля. Однако реакция научного сообщества оказалась настолько резкой и однозначно негативной, что министр, в конце концов, вынужден был извиниться. Более того, его позиции покачнулись столь ощутимо, что на помощь Ливанову был призван Нобелевский лауреат по физике 2010 г., бывший россиянин Андре Гейм, чье резко негативное отношение к традиционной системе организации российской науки общеизвестно. А после избрания президентом РАН Владимира Фортова, человека с большим опытом работы на высших ступенях российской власти, у академиков забрезжила надежда, что РАН и Кремлю удастся прийти к определенной модели согласия. К тому же, два месяца назад сам президент Путин на Совете по вопросам науки и образования призвал министра Ливанова не горячиться, а спокойно разработать согласованный со всеми вариант реформы.

Поэтому то, что произошло 27 июня, оказалось совершенно неожиданным. Премьер Дмитрий Медведев вынес на рассмотрение правительства вопрос, не значившийся в предыдущей повестке дня: о реформировании системы государственных академий. А министр Ливанов представил проект федерального закона, согласно которому на базе «большой» РАН, а также медицинской и сельскохозяйственной академий на протяжении трех лет создается «новая» РАН — уже, фактически, в статусе общественного объединения ученых (хотя с определенными экспертно-координационными функциями). Остальные государственные академии (образования, архитектуры и искусств) передаются в подчинение соответствующих министерств.

По версии Медведева и Ливанова, финансирование научных учреждений при этом не уменьшится, ученые просто будут освобождены от «несвойственной для них функции управления имуществом и ЖКХ». И в этом — один из самых «интересных» моментов предлагаемой реформы: академическое имущество передается в управление новообразованному федеральному агентству. А потому сооружения и земли, которые удалось сохранить для науки в «бандитские» 1990-е, теперь вполне смогут получить новых собственников и новое предназначение.

Президиум РАН (где никто не был осведомлен о самом факте подготовки скандального законопроекта) собрался уже вечером. В единогласно принятом постановлении правительственный законопроект оценен как неприемлемый, подрывающий научный потенциал, обороноспособность и безопасность страны. Ученые заявили о своем глубоком негодовании и потребовали вернуть обсуждение скандального проекта в нормальное процедурное поле. Профсоюз РАН прислал телеграмму протеста президенту Путину. Совет молодых ученых обратился к руководству правительства и лидерам всех думских фракций. А Сибирское и Дальневосточное отделения РАН отважились публично заявить о том, о чем ученые в кулуарах говорили уже давно: такие широко разрекламированные «модернизационные» проекты, как «Роснано» и «Сколково» (они осуществлялись за рамками академии), потерпели крах, превратившись в открытое «отмывание» и «распил» многомиллиардных бюджетных средств. И сегодняшняя попытка «реформы» (а фактически — ликвидации) РАН преследует цель, в частности, скрыть эти злоупотребления.

Итак, академики будут бороться до конца. В этой борьбе у них тоже будет достаточно авторитетных и харизматичних фигур (среди них — еще один Нобелевский лауреат по физике, Жорес Алферов, недавно также претендовавший на должность президента РАН). Будут сопротивляться правительственной реформе и большинство «рядовых» кандидатов и докторов: РАН предусматривала пусть ограниченное, но самоуправление научного сообщества, а в рамках исполнительной вертикали судьба научных направлений, учреждений и отдельных ученых окажется полностью в руках чиновников. Поэтому по всем научным центрам России прошла волна протестных митингов, собиравших порой по несколько тысяч участников. Поддержали РАН и многие зарубежные ученые, проводившие даже параллель между сегодняшними действиями российской власти и «реформами» своих академий, осуществленными в свое время Гитлером и Муссолини (после чего многие ведущие ученые покинули Германию и Италию).

Хотя, бесспорно, у реформы будут и приверженцы — не в последнюю очередь среди ученых, покинувших по разным причинам Россию и реализовавшихся уже на Западе, но сохранивших и там нелюбовь к академической «верхушке» (якобы не дававшей им дорогу на родине). «Кость» брошена членкорам, которых реформа без выборов переводит в ранг академиков. О поддержке реформы уже объявила академия меднаук, статус членов которой повышается после слияния с «большой» академией.

Власть поспешила с внесением реформы в Думу — там вопрос слушался в первом чтении уже в среду, 3 июля. И хотя профильный комитет по вопросам науки (возглавляемый представителем «Справедливой России» Черешневым) рекомендовал отклонить законопроект как преждевременный и пагубный, поддержка фракции правительственной «Единой России» дает ему достаточный запас голосов. Не исключено, что в ходе думских чтений (третье запланировано на осень) реформу удастся немного смягчить. Хотя возможен и «жесткий» сценарий: власть будет настаивать именно на избранном варианте.

Но даже конец «сегодняшней» РАН еще не будет означать конца российской науки. Хотя бы потому, что эта наука нужна российскому государству с его имперскими интенциями. Нужна для национального престижа и создания новых национальных технологий (не в последнюю очередь — военных). Хотя, скорее всего, российские чиновники (с их известными специфическими чертами) не будут для этой науки более эффективными менеджерами, чем до сих пор ими были академики и член-корреспонденты.

А вот для Украины российская реформа может иметь куда более печальные последствия. Известно, что у нас тоже хватает желающих «эффективнее» распорядиться землями и имуществом НАН и отраслевых академий. И старт российской реформы почти наверняка вызовет соблазн реализовать что-то подобное и в Украине. Осуществить это будет сравнительно несложно: «научного лобби» во власти сейчас фактически нет, а большинство экспертов (и с провластной, и с оппозиционной сторон) убеждены, что НАН — это отжившее «сталинское» детище. И убедить их в том, что, во-первых, ее создал вовсе не Сталин, а его сиятельство гетман Павел Скоропадский, а во-вторых, аналогичные академические структуры до сих пор успешно работают не только в коммунистическом Китае, но и в демократических Германии, Франции, Польши, никому до сих пор так и не удалось. Как не удалось убедить этих экспертов и в том очевидном факте, что НАН даже в условиях хронического безденежья до сих пор умудряется не только продуцировать фундаментальные результаты мирового уровня, но и предлагать «прорывные» технологии (которыми, к сожалению, больше интересуются за рубежом).

И если НАН будет «реформирована» именно по нынешнему «сценарию Ливанова—Медведева», это реально будет означать конец естественных и технических наук в Украине. Ведь до сих пор наука в Украине выживала не благодаря, а вопреки государству, которому (в отличие от России) ученые вообще не нужны, и которое финансирует своих ученых на уровне африканских стран. Однако украинская наука как-то существовала, поскольку НАН руководили консервативные, но влюбленные в науку академики (при этом НАН оставалась, наверное, последней в сегодняшней Украине большой государственной структурой, где назначение на руководящую должность еще осуществляется по профессиональным критериям, а не по желанию обеспечить «хлебное место» нужному человеку). Если же украинской наукой будут руководить чиновники нынешнего МОН, результат окажется прогнозируемым, — это наглядно видно из того, что творится сегодня в университетах и в системе аттестации научных кадров.

Поэтому следует помнить: нынешняя Украина по ряду причин политического и экономического толка не имеет, к сожалению, шансов в ближайшем будущем перейти к англо-саксонской университетской системе организации науки (поскольку там университеты имеют большие деньги и неограниченную автономию — а ни того, ни другого им в Украине теперь никто не даст!) Реальный выбор, стоящий перед украинской наукой сегодня, — это либо сохранение академической системы (что совсем не исключает необходимости усиленной накачки «научных мышц» университетов и постепенного реформирования самой НАН), либо же гибель целых научных направлений, определяющих научно-технический прогресс. Ведь от ликвидации академии не выиграет никто: если сегодня погибнут биологические или физические учреждения НАН, то завтра безнадежно захиреют и соответствующие факультеты университетов.

Следовательно, если Россия все же «реформирует» РАН, Украина должна еще семь раз подумать: а нужно ли идти этим же путем? Ведь современная наука — это сверхсложная система, создающаяся десятилетиями. Разрушить ее можно быстро, а восстановить «с чистого листа» — почти невозможно (это подтверждает опыт Бразилии, Мексики, Ирландии, Турции, вкладывающих сказочные, по украинским меркам, деньги в создание у себя современной науки, но до сих пор не достигших даже нынешнего украинского уровня).

P.S. В среду, 3 июля, Дума большинством голосов приняла правительственный законопроект о системе государственных российских академий. Механизм разрушения РАН запущен. И у украинских ученых осталось совсем мало времени для того, чтобы попытаться убедить власть не уничтожать нашу науку по российскому сценарию.

Правообладатель иллюстрации RIA Novosti Image caption Научные институты лишаются площадей в здании РАН на Воробьевых горах, рассказал историк Аскольд Иванчик

Конфликт вокруг реформы Российской академии наук, инициированной летом 2013-го, на этой неделе вновь попал в заголовки СМИ.

Как стало известно в четверг, ФАНО, которое создавалось с декларируемой целью управления имуществом и институтами РАН, попросило президента России Владимира Путина предоставить ей право относить к государственной тайне разработки научных институтов.

Ранее в воскресенье "Газета.ру" сообщила об обсуждении в правительстве сокращения более чем восьми тысяч научных сотрудников. Минобрнауки тогда заявило, что не предлагало таких мер, подвергнув особенной критике другую новость того же издания - о планах радикально сократить число бюджетных мест в вузах, якобы обсуждавшихся на том же совещании.

Это было "совершенно безответственным вбросом СМИ и наших политических оппонентов" в преддверии выборов, отметил в четверг единоросс, глава комитета Госдумы по образованию Вячеслав Никонов.

Само ФАНО заявило, что, напротив, обсуждает с правительством меры по дополнительной поддержке подведомственных научных учреждений.

Однако ученые с тревогой воспринимают сообщения о возможных сокращениях и обеспокоены тем, что считают попытками чиновников вмешаться в науку, а также нежеланием властей решать действительно важные, по их мнению, проблемы.

Русская служба Би-би-си задала трем ученым вопрос о том, куда за три года завела реформа Российской академии наук.

Правообладатель иллюстрации Askold Ivanchik Image caption Историк Аскольд Иванчик - член-корреспондент РАН

Аскольд Иванчик, руководитель Отдела сравнительного изучения древних цивилизаций Института всеобщей истории РАН

"Когда реформа начиналась три года назад, утверждалось, что ее цель - дать ученым возможность сконцентрироваться на научных исследованиях, освободив их от забот по управлению имуществом и финансами, которые следует поручить профессионалам. В действительности, полагаю, цель была иной - уничтожение Академии, которая раздражала власти своей независимостью.

В результате было создано ФАНО - чиновничья организация, которой были переданы все права по управлению исследовательскими институтами, включая определение их научной политики, контроль результатов исследований, а далеко не только управление имуществом. Академия была полностью отстранена от управления институтами. Потом стало понятно, что без компетенции РАН управлять наукой невозможно, и ФАНО наладило с ней сотрудничество, однако всегда стремилось отводить ей только совещательный голос, да и такое сотрудничество часто дает сбои.

Если сформулировать итог реформы вкратце, можно сказать, что управление наукой отняли у ученых и передали чиновникам. Наукой стали руководить завхозы и финансисты. Результаты соответствующие: резко возросла бюрократизация и объем требуемой, часто бессмысленной, отчетности. ФАНО время от времени выступает с абсурдными инициативами, например, с предложениями запланировать на годы вперед результаты научных исследований, включая даже названия журналов, где будут публиковаться статьи. От некоторых удается отбиться, но стоит это больших затрат времени и сил.

Все это ощущается, конечно, и в нашем институте: некоторые события можно считать символом нынешних отношений между учеными и управленцами. Наш и еще несколько институтов находятся в здании РАН на Ленинском проспекте с момента его строительства. После создания ФАНО часть его чиновников также разместилась здесь. Поскольку их число постоянно растет, им требуются новые площади для размещения, и они стали вытеснять институты. У нашего института, как и у других, уже отобрали 20% его площадей. Теперь планируется выселить все институты, и заселить здание целиком чиновниками ФАНО. Это станет зримым символом победы чиновников над учеными в результате реформы. Я уж не говорю о том, что зарплаты этой растущей армии чиновников существенно превышают зарплаты ученых, хотя расходы на содержание ФАНО учитываются как расходы на науку.

Что касается последних слухов о новых массовых сокращениях ученых, вызванных сокращением финансирования, то они, конечно, вызывают большое беспокойство в научном сообществе. Доля финансирования науки, особенно фундаментальной, в ВВП России уже и так отстает не только от развитых, но и от многих развивающихся стран, и даже от тех, что переживают глубокий кризис и живут в режиме жесткой экономии, например Греции. Дальнейшее его сокращение приведет к катастрофическим последствиям. Конечно, в мире есть страны, в которых почти совсем нет собственной науки. Например, многие страны Африки. Не хотелось бы, чтобы Россия вошла в их число".

Правообладатель иллюстрации PostNauka Image caption Константин Северинов заведует лабораторией молекулярной генетики микроорганизмов Института биологии гена РАН, а также лабораторией в Институте молекулярной генетики РАН (скриншот с лекции Северинова на сайте "ПостНаука")

Константин Северинов, профессор Сколковского института науки и технологий и Университета Ратгерса (США)

"Я в некоторой степени поддерживал реформу академии наук еще до того, как она началась, и продолжаю считать, что она необходима. В ходе реформы у Российской академии наук, а вернее у десятка-другого академиков-решальщиков из президиума и их приближенных, была отобрана возможность распоряжаться собственностью в виде институтов, которые раньше принадлежали академии, и бюджетом в виде научных программ и зарплат научных сотрудников. Сейчас этой возможности нет, и объединенная академия превратилась в то, чем она должна быть - клуб более или менее заслуженных стариков.

Другой вопрос, что от них, вообще говоря, еще требуется беспристрастный и высококвалифицированный экспертный анализ по актуальным для страны темам, связанным с научно-техническим прогрессом. С этим пока дела обстоят хуже, потому что пока члены РАН в основном заняты писаниями писем наверх с требованиями сделать все как было раньше, академическими выборами и прочими "важными" вещами. Есть такое английское выражение: you cannot have your cake and eat it. Академическое начальство как раз хотело - и продолжает хотеть - пирог и иметь, и съесть его. А это неправильно, это конфликт интересов. Этот конфликт внес свой вклад в то, что российская наука стала неконкурентной. Довольно большое количество сотрудников академии наук тоже были бенефициарами сложившейся благодушной системы ничегонеделания.

То, что происходит в результате реформы, в частности, создание ФАНО, само по себе не может улучшить состояние российской науки, но организационно приведет ее в чуть более приличные формы. Руководить наукой, предвидеть области, в которых будут сделаны будущие открытие невозможно, а вот администрировать институтами вполне можно, и теперь этим занимаются чуть более профессиональные люди, чем та небольшая клика академиков, которая рулила раньше.

С точки зрения собственно научного планирования, никаких специальных функций академия наук, которая, казалось бы, должна этим заниматься, сейчас не выполняет. За это пытается взяться ФАНО, хотя это не есть функция этой организации. По всей стране разыгрывается смешная шарада: формально есть госзадание, то есть то, что государство якобы требует от ученых, за что они через ФАНО получают свою небольшую зарплату. Но формируется это госзадание снизу, когда ученых самих просят написать, что они делают, чем занимаются, а потом то, что они написали, приходит им обратно и они продолжают это делают как бы санкционировано, "с разрешения". С одной стороны, очевидный маразм, а с другой стороны, фундаментальная наука на самом деле не нуждается в управлении, она саморегулируемая. И ни академик, ни чиновник ФАНО не могут сказать, чем нужно или не нужно заниматься.

Правообладатель иллюстрации AFP Image caption Несмотря на все реформы в российской науке, ученый с мировым именем Константин Северинов по-прежнему возит реагенты в чемодане из-за границы

Я надеюсь, что в будущем будет найден механизм базового финансирования российских ученых, который будет свободен от теперешнего очковтирательства и делания вида, что государству это исследования нужны, что оно их "заказывает". Занятия наукой требуют средств, и ученые должны каким-то образом конкурировать цивилизованно друг с другом за это средства, которые всегда ограничены. Должен быть нащупан механизм, как позволить это делать наибольшему количеству ученых, и при этом отсечь тех, кто реально учеными не является.

В последнее время появилась на волне увлечения импортозамещением масса всякой коньюктурная ерунды, типа высоконаучных исследований картошки или свеклы. Скоро, наверное, вернемся к "кукурузе - царице полей". Это как раз тот случай, когда наукой пытаются руководить, но исходя из превратно понятой сиюминутной политической целесообразности. Этих попыток стало больше, потому что ФАНО пытается показать, что подведомственные ему ученые для чего-то нужны, выполняют какую-то важную для государства функцию. К руководству наукой это не имеет никакого отношения. ФАНО делает это, ничего не понимая в науке, но с академиками было то же самое, они точно так же привыкли держать нос по ветру.

Основная проблема научной работы в России никак не связана ни с ФАНО, ни с академией. Она связана с отсутствием среды и инфраструктуры, необходимой для того, чтобы делать конкурентную науку. Проблема обмена биологическими материалами в России не решена. Проблема обмена химическими материалами не решена. Проблема своевременной доставки реагентов, необходимых для экспериментальной работы не решена. Я как 10 лет назад это делал, так и сейчас делаю, - привожу в чемодане реагенты, необходимые для работы, из-за границы. На это реформа никак не повлияла, а без этих реагентов работы, ведущиеся в лаборатории, встанут.

Например, нам сегодня "Федексом" пришел заказанный из коллекции в Канаде препарат бактериофага, и сейчас мы его с таможни просто отправим обратно, потому что нет ни времени, ни сил делать требуемые бумажки. Там вагон какой-то бюрократической волокиты: с необходимостью оправдываться непонятно перед кем, доказывать, что он не токсичен, что мы не будем из него наркотики варить и так далее. Ну хорошо, приедет другим путем.

Очевидно, что делать конкурентную науку, которая основана на обмене уникальными образцами и материалами, а не только идеями, и требует современных реагентов, которые в России не производятся, в России очень сложно. Я хочу подчеркнуть, что речь даже не идет об отсылке чего-то "драгоценного" и посконно российского за границу, а о получении иностранных образцов для проведения исследований у нас.

Всем власть предержащим идея, что надо, наконец, разобраться с этими вопросами, кажется несущественной. Гораздо интереснее придумывать - как в крыловском "Квартете" - новые формы организации науки, или изменять ее финансирование в ту или другую сторону. Но по факту решение проблемы своевременного снабжения реагентами и предоставления нашим ученым официальной возможности пользования той инфраструктурой, которая есть на Западе, за счет финансирования, предоставляемого российскими грантами, - это то, что может реально изменить ситуацию. А так мы как плавали в бассейне без воды, так и продолжаем это делать, просто с новыми начальниками".

Правообладатель иллюстрации RIA Novosti Image caption Биолог Алексей Яблоков не видит ничего положительного в реформе РАН

"О необходимости реформ Академии наук для повышения эффективности научных разработок говорилось, наверное, всегда с момента ее создания Петром Первым 292 года назад. На моей памяти, а я избран в Академию в 1984 году, не было ни одного общего собрания академии, где бы ни говорилось о необходимости ее де-бюрократизации.

Современная реформа РАН, хотя и ведется под традиционными призывами о повышении эффективности науки, на самом деле непосредственно направлена на повышение управляемости научным сообществом (укрепления вертикали власти) и на отъем академической собственности - зданий и территорий, расположенных в престижных местах крупных городов. Знаковым стал 2007 год, когда до того административно независимый президент РАН стал утверждаться президентом России. Большим гвоздем в крышку гроба РАН стало создание ФАНО, к которому перешло не только управление всем имуществом Академии, но и административное управление научными институтами.

Одновременно идут еще два деструктивных для науки в России процесса - отвлечение колоссальных, сравнимых с расходами на всю фундаментальную науку, средств на создание "инновационного центра Сколково", развитие госкопорации "Роснано" и тому подобных проектов, а также катастрофическое снижение общественного престижа научной деятельности. Последнее связано, по крайней мере, с двумя разными факторами - унизительно низкими зарплатами ученых (старший научный сотрудник - около 500 долларов) и фальсификацией научных степеней. Тысячи чиновников, включая некоторых действующих министров, получили научные степени за фальсифицированные диссертации. Множество научных советов превратились в "фабрики" по производству фальшивых диссертаций.

Коррупция, охватившая Россию, тлетворным образом сказывается и на науке. В работе научных институтов - и ученых - небывало большое место стали занимать бессмысленные отчеты ("Сколько человек будет присутствовать на ваших публичных лекциях до конца года?", "Сколько статей вы опубликуете в следующем году?", "Какими научными публикациями за последние пять лет подтверждается ваша экспертная компетенция в данном вопросе?" и т.п.). За последние 20 лет из России выехало около полумиллиона специалистов с высшим образованием. Темпы этого "бегства умов" не сокращаются.

В современной административной реформе РАН я не вижу ничего положительного: ни объедение разных академий ("коня и трепетную лань"), ни поголовная смена директоров и объединение институтов (угроза остающимся еще научным школам), ни ликвидация научных библиотек. Согласен с теми, кто считает, что необъявленной задачей реформы является не развитие, а сокращение науки, - в результате выбранного пути развития России как сырьевого придатка мирового постиндустриального ядра фундаментальная наука становится все менее нужной государству.

На фоне катастрофического распада науки в России не удивительны время от время доносящиеся из минобрнауки намеки на то, что численность ученых надо бы сократить. Кстати, этот процесс может быть и незаметным - просто запретить заполнять освобождающиеся в результате естественного ухода в мир иной "научников". По суммарным расходам на НИОКР [научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы - прим. Би-би-си] Россия находится в начале четвертой десятки стран мира, но по расходам на фундаментальную науку, думаю, еще ниже. Полного коллапса я не предвижу по ряду причин, среди которых традиционная возможность для ученых "подработки" в вузах и компаниях и, главное, хоть и сократившийся, но значительный остающийся объем российской науки".

Главный научный сотрудник Института ядерных исследований академик Валерий Рубаков:

– Конференция в защиту Академии наук впервые собралась в августе 2013 года и объявила себя постоянно действующим органом, сейчас собирается третья её сессия.

Предшествующие два года были относительно спокойным временем для научных сотрудников, поскольку реформа РАН несколько затормозилась – ФАНО в эти годы только начинало свою работу.

Однако в последнее время появился ряд проектов очень важных документов – в частности, «Программа фундаментальных исследований Российской Федерации» и «Методические рекомендации по распределению госзаданий». Если они будут приняты, произойдёт переворот в организации науки и жизни научных исследователей. Например, в «Программе» предусмотрен некий Координационный комитет, который будет иметь полномочия перераспределения ресурсов.

Сейчас финансирование Академии делится на базовое и грантовое. В дальнейшем, согласно Рекомендациям, доля конкурсных исследований должна увеличиться. Но отсутствие базового финансирования означает, что некоторые научные подразделения в принципе должны исчезнуть.

Цели реформы государством до сих пор не озвучены, и есть основания полагать, что для РАН её последствия будут печальны, тем более, что есть ряд вузов и других неакадемических организаций, которые с удовольствием приберут к рукам научные институты.

Щедрые обещания – стоит ли верить?

Член Центрального совета профсоюза работников РАН Евгений Онищенко:

Сейчас научно-исследовательские институты получают субсидию на выполнение госзадания. Эти денег хватает на выплату зарплат сотрудникам и на коммунальные услуги. На остальное – в том числе на оборудование для научных исследований деньги выделяются по конкурсу.

В будущем Миннауки предлагает изменить порядок финансирования.

15% средств будет выделяться на финансирование сотрудников, достигших в работе значительных результатов.

60% – на конкурсное финансирование подразделений.

При этом минимальная зарплата успешного научного сотрудника прописана в документа как «превышающая средний заработок по региону не менее чем в четыре раза». Для Москвы сейчас это – около 250 тысяч рублей. В настоящее время среднестатистический научный сотрудник-москвич получает 30 тысяч. Заработок сотрудника конкурсного подразделения вычисляется сложнее, но тоже должен составить порядка 70 тысяч.

Всего при сохранении нынешней численности исследователей на одну только зарплату у ФАНО должно уходить порядка 120 миллиардов рублей в год, а с учётом содержания исследовательской базы, коммунальных услуг и услуг ненаучного персонала – около 250 миллиардов рублей в год.

Вместе с тем, мы знаем, что реально бюджет ФАНО в нынешнем году составил 83 миллиарда рублей. То есть, вероятно, чтобы вписаться в эту сумму, число научных сотрудников в стране в ближайшие годы будет сокращено втрое, а то и вчетверо.

Кроме того, очевидно, что регламенты проведения научных конкурсов с учётом специфики различных институтов, порядок решения трудовых конфликтов должны быть тщательно проработаны. Но эта работа не проводилась и не начиналась вообще.

Более того, местами Рекомендации очевидно не соответствуют Трудовому Кодексу. При их введении неизбежен многомесячный коллапс, необходимый для того, чтобы состыковать оба документа. И это всё притом, что Рекомендации писались два года – с момента основания ФАНО. Понятно, что никакая быстрая доработка этого документа, как нас сейчас хотят уверить, невозможна и проведена не будет.

Невозможно оценить реформу, цели которой не озвучены

Директор института проблем передачи информации академик Александр Кулешов:

– Представленные проекты документов таят в себе огромные опасности. И нельзя сказать, что на наши сигналы об этом никто не реагирует. С нами охотно встречаются представители ФАНО и Минобра. И дальше… ничего не происходит.

Нельзя сказать, что никакая работа не проводилась совсем. Например, с участием учёных ФАНО разработало порядок экспертной оценки научно-исследовательских институтов. Он не идеален – просто потому, что нельзя вписать в одни рамки 750 разных институтов. Но его… никто не применял. ФАНО ограничилось оценкой имущества Академии. Хотя, казалось бы, вступая в управление незнакомой областью, логично оценить, что у тебя там есть.

Особая сложность состоит в том, что государство до сих пор не озвучило цели реформы – отсюда невозможно оценить и её качество. Ведь невозможно поверить, что конечной целью глобальных научных реформ в стране является достижение 2,44% суммарного мирового объёма научных публикаций, как это было озвучено Президентом Владимиром Путиным.

Везде в мире наука самоуправляема, потому что, поверьте, ни один футуролог не в состоянии точно предсказать, что нам понадобится завтра. Государство же платит за научные исследования в том случае, если они проводятся квалифицированно.

Нужно было провести оценку интеллектуального потенциала институтов, а дальше для реформы нужны цели. Разумеется, государство может вмешиваться в ход развития науки, у него цели свои. Основная проблема в том, что сейчас государство никак не может сформулировать, что же именно оно от науки хочет.

Разумеется, цели научной реформы где-то сформулированы и существуют. Но донести их до учёных – не получается. А в СССР порядок такого донесения был.

Итог всех этих рассуждений можно сформулировать следующим образом:

– наука должна иметь механизм самоуправления и развиваться сама;

– государство должно сформулировать свои цели и мотивировать исследователей заниматься изучением каких-либо особо интересных ему областей.

Должен оставаться ряд фундаментальных исследований, вмешиваться в которые нельзя вообще. Для оценки прочих нужно создать Экспертный совет.

800 миллионов – на бумажки, 5 миллионов – на исследования

Заместитель директора Института географии РАН Ольга Соломина:

– Наука подобна дереву. Как дерево нужно постоянно удобрять и поливать, на содержание науки нужно направлять стабильный процент ВВП. Нужно быть уверенными, что основные структурные подразделения и научная база сохранятся. Нельзя ждать эффекта от вливаний в науку немедленно. Иначе это очень напоминает анекдот про чукчу, который сегодня посадил картошку, а завтра выкопал, «потому что очень кушать хочется».

Да, в науке должны быть грантовые исследования. Для этого нужны научные фонды. И наша беда в том – что у нас их, по сути, три – РФФИ (Российский фонд фундаментальны исследований), РГНФ (Российский гуманитарный научный фонд) и Фонд содействия отечественной науке. Суммы, которые идут через первые два – невелики, гранты последнего – солидны, но немногочисленны.

Во все странах мира есть ещё частные фонды, но у нас их крайне немного. Только что, по сути, умер фонд «Династия». А у них были очень интересные программы поддержки молодых учёных, получением которых молодёжь гордилась. И они же издавали 95% научно-популярной литературы в стране.

Да, в Академии есть некоторый балласт кадров. Но я бы предложила такое решение: пусть на каждого сокращённого научного сотрудника ФАНО сокращает одного чиновника. Думаю, тогда мы быстро придём к паритету.

Кроме того, отчётом научного сотрудника должны быть его публикации и его аспиранты. А что происходит у нас?

Вчера я видела проект подготовки отчётности научного сотрудника за базовое финансирование. Полное название этого документа нельзя ни воспроизвести, ни понять. Но главное даже не в этом.

Грант, на который был составлен этот проект, составил 800 миллионов рублей. Для сравнения – самый большой грант, который когда-либо получала рабочая группа Института географии – 5 миллионов.

***

После пресс-конференции её участникам был задан ряд вопросов.

Представителей каких организаций вы ждёте на конференции в защиту РАН?

– На конференцию приглашён премьер-министр Дмитрий Анатольевич Медведев, руководство ФАНО, заместитель Министра образования и науки Людмила Огородова, Президент РАН Владимир Евгеньевич Фортов.

На сегодняшний день на конференции зарегистрировалось более тысячи человек и заявлено 37 коротких докладов. По результатам конференции будет принята резолюция.

– Контактируете ли вы с какими-то рабочими группами в правительстве, чтобы донести до них ваши проблемы и необходимый объём финансирования?

– Увы, всё, что касается денег, в правительстве составляет табу. При принятии бюджета наши поправки тоже игнорируются.

Ведь на самом деле проект программы поддержания ведущих исследований, предложенный учёными, есть в РАН ещё с 2005 года. Цена вопроса при этом – около 10 миллиардов рублей в год, это – ничто по сравнению с гигантскими проектами ФАНО и найти такие деньги в стране – несложно.

К сожалению, до правительства Минобр доносит позицию учёных однозначно: как будто ничего, кроме «оставьте нас в покое», мы не говорим.

Возможна ли интеграция научных институтов и вузов, о которой так много говорилось?

– Научные сотрудники, несомненно, могут и должны преподавать. Но опыт показывает, что передача научного подразделения в вуз быстро приводит к его гибели. Невозможно заниматься наукой, если при этом у тебя 20 часов горловой нагрузки в неделю. В США такая нагрузка – не больше двух часов.

То, что наука в некоторых странах делается в университетах, – тоже миф. Даже в США параллельно с университетами существует 17 национальных лабораторий, которые вообще не связаны с системой образования. В каждой из них работает от тысячи до пятнадцати тысяч человек. Суммарно это больше нашей РАН.

В чём, по-вашему, состоит смысл реформы?

– На самом деле, мы уже представляем, что с нами произойдёт. Подобная реформа только что проведена в образовании и здравоохранении. В вузах это закончилось увольнением всех совместителей. А оставшиеся преподаватели от нагрузки стонут. При этом деньги в вузах распределяются крайне неравномерно.

(Реплика из зала: Посмотрите данные на сайте МПГУ. Это – ведущий вуз страны с историей в сто пятьдесят лет. Ректор получает там порядка 50 тысяч рублей, ведущий профессор – 13 тысяч).

Чем опасно конкурсное финансирование?

– Оно не должно подменять собой базовое. В противном случае, скорее всего, это ударит, в первую очередь, по региональным научным центрам, которым будет сложно тягаться со столицами.

И потом – начнётся дикое лоббирование. Кому нужен конкурс «у кого крыша лучше»?

Какая наука нам вообще нужна?

– Я не думаю, что система академически институтов будет полностью сломана. Сейчас с помощью заинтересованного государства она вполне может подняться с колен. Если же её уничтожат – на пустом месте возникать будет нечему.

Я не думаю, что изменения в науке нужны прямо сейчас. В конце концов, если нам нужна вузовская наука, давайте посмотрим, как будут работать новооснованные федеральные университеты. В конце концов, может быть учёные туда сами побегут. Но пока этого что-то не видно.

И никто не говорит, что реформа отечественной науке не нужна вообще. Проблема в том, что учёные – это люди головы, а чиновники – люди карьеры. Когда вторые начинают управлять первыми, возникает порядок, ведущий к хаосу.

(Открытое письмо министру образования и науки России)

В России идет реформа образования и, судя по поступающей информации, идет успешно. Однако, успех этот принципиально ограничен, что связано с самой направленностью реформы.

Реформа сосредоточена, прежде всего, на школьном образовании. Не преуменьшая значения среднего образования, нельзя не признать, что гораздо важнее для повышения качества жизни в стране и успешного развития ее качество высшего образования. Кроме того система высшего образования определяет и требования к уровню среднего. Можно, конечно, и без реформы высшего образования исправить такие недостатки, как низкая зарплата и высокая загруженность учителей, перегруженность и недогруженность школ учениками, дисциплина в школах и т.п., что и делается. Все это полезно и что-то даст. Но лишь до определенного предела.

Что касается реформы высшего образования, то здесь успехи меньше и это тоже не случайно. Также как реформу среднего образования нельзя оторвать от реформы высшего образования, так и даже более того, последнюю нельзя оторвать от реформы науки. А о реформе науки пока что не идет даже речь.

Почему, собственно, нельзя оторвать эти вещи друг от друга? Во-первых, потому что ВУЗы готовят научные кадры. Во-вторых, потому что высшие учебные заведения, особенно университеты, сами являются не только образовательными, но и научными центрами. На Западе, например, практически вся гуманитарная наука сосредоточена в университетах. И качество образования в современных ВУЗах напрямую связано с уровнем научных исследований, проводящихся в них. Там, где нет настоящей науки, там и уровень подготовки современных специалистов, не может быть высоким.

Но дело не только в качестве выпускаемых специалистов, как специалистов именно. Люди с высшим образованием составляют основу интеллектуальной элиты общества, от уровня аналитического мышления которых зависит состояние общества в целом и то, как в нем протекают самые разные процессы. Если в стране высокий процент людей с высшим образованием, но эти люди умеют только делать свою профессиональную работу, но не обладают должным уровнем аналитического мышления в целом, то в этой стране получается то, что Черномырдин выразил фразой: «хотели как лучше, а получилось, как всегда». В сложнейшей современной действительности не может быть нормального гражданского общества, не может нормально функционировать демократия, если интеллектуальная элита общества состоит из узких специалистов, не способных составить обоснованного мнения по предметам далеким от их специальности, но таких, от которых зависит судьба страны и качество жизни в ней. Таким обществом легко манипулировать и в результате труд многих специалистов, как бы он ни был добросовестен, не приносит обществу пользы, которую мог бы принести, а иногда приносит и вред. К этому надо добавить, что узкие специалисты с низкой общей культурой мышления редко бывают по-настоящему хорошими специалистами. Уровень же общей культуры мышления существенно зависит от состояния науки в стране.

Что касается последнего, то известно, что эффективность науки в России в разы, если не на порядок, ниже чем на Западе. Это ли не повод для реформы науки, даже если не связывать ее с реформой образования? Ведь наука уже давно стала главной производительной силой и отставание в науке влечет за собой отставание в экономике. Но главное, что реформа науки назрела сегодня не только в России, но и на более благополучном в этом отношении Западе.

Последнее не совсем очевидно. Ну, там с экономикой на Западе сегодня не все в порядке - это на слуху: мировой кризис 2008-го еще не забыт и поговаривают о возможности нового. Но с наукой на первый взгляд как бы сплошное сияние и она единственный источник надежд на светлое капиталистическое будущее. Ведь наука в целом развивается сегодня как никогда быстро.

Это верно. Но никогда в прошлом в науке не было занято такого количества людей, как сегодня, и никогда в нее не вливалось такого количества денег. Если пересчитать отдачу науки на одного ученого или на единицу вливаемых в нее средств, то мы увидим, что эффективность науки снижается и снижается драматически не только в России, но и в странах Запада. Когда-то в науку шли одни энтузиасты, готовые служить ей бескорыстно. Сегодня наука - это ристалище для честолюбивых и отнюдь не бескорыстных, даже если способных ученых. Но главное, в науку набилось огромное количество людей посредственных и просто бездарных, что и служит главной причиной снижения ее эффективности. Причиной тому, помимо неплохой оплаты и престижности научного труда, является отсутствие надежных объективных критериев научности.

В качестве критериев сегодня используются пресловутая практика, публикации в авторитетных журналах и отзывы авторитетных ученых. Что касается проверки практикой, то это критерий хоть и объективный, но далеко не всегда применимый и, тем более, не всегда эффективный. Он эффективен для сугубо прикладных, преимущественно технических наук, где реализация на практике реально осуществима и не требует слишком больших затрат ни времени, ни ресурсов. А если речь идет о теории, на основе которой планируется осуществить грандиозный, ранее не осуществлявшийся проект, типа адронного коллайдера, то критерий проверки практикой может обойтись слишком дорого. Тем более проверка практикой не годится для гуманитарных наук. Например, проверка практикой марксизма заняла 70 лет и стоила десятков миллионов жизней. Да к тому же единственный эксперимент, вообще не является проверкой, т.к. всегда можно утверждать, что результат его случаен, что не выполнены были все условия, предусмотренные теорий и т.п. Что мы сегодня и наблюдаем в непрекращающихся многочисленных обсуждениях результатов этого эксперимента.

Что касается публикации в авторитетных журналах и отзывов авторитетных ученых, то этот критерий изначально субъективен и чем дальше, тем больше становится субъективным. Это особенно заметно в гуманитарных науках, прежде всего, таких, как философия, психология, а также в макроэкономике. Эти науки разбиты на школы (в случае философии на множество школ), каждая со своими научными авторитетами и своими печатными изданиями и то, что в одной школе признается ее авторитетами за высокую науку, в другой не считается заслуживающим даже критического разбора. Вот как, например, писал представитель оксфордской аналитической школы М. Дюмет во время оно об одном из основоположников экзистенциализма Хайдеггере:

«Хайдеггер воспринимался лишь как экзотика (figure of fun), слишком абсурдная, чтобы относиться к ней всерьез, для того направления философии, которое практиковалось в Оксфорде».

Сегодня же на всевозможных международных конференциях, представители различных философских школ, выступая с прямо противоположных позиций, просто игнорируют друг друга, чему примеров можно привести множество. Какого рода интеллектуальную элиту способна воспитать подобная философия, как бы она ни преподавалась в ВУЗах, очевидно. Наличие же подобных школ с подобными взаимоотношениями в макроэкономике (кейнсианская, монетаристская, рациональных ожиданий и т.п.) является одной из причин недавнего всемирного кризиса и назревающего нового.

Ситуация в естественных науках, прежде всего, в физике в этом отношении лучше, но и здесь она далека от идеальной. Вся история науки Нового Времени полна примеров того, как важнейшие фундаментальные теории подолгу отвергались ведущими авторитетами своего времени. Нередко лишь вымирание авторитетов, построивших себя на прежней теории, открывало дорогу новой. Примеры тому из истории науки хорошо известны, так что не нет нужды их перечислять. Насколько такое положение в науке тормозит ее развитие и как это отражается на состоянии общества, очевидно.

Но можно ли предложить объективные критерии научности теории? Я утверждаю, что эти критерии дает выработанный самой естественной наукой, но впервые эксплицитно представленный мной, единый метод обоснования научных теорий. Я показал также возможность применения этого метода с соответствующей адаптацией в гуманитарной сфере и в макроэкономике. («Единый метод обоснования научных теорий», Алетейа, СПб, 2012 и ряд статей в философских журналах и сборниках). Я утверждаю также, что применение этого метода позволяет произвести эффективную реформу науки, а внедрение изучения метода в систему высшей школы позволит существенно повысить уровень интеллектуальной элиты страны.

Как и следует ожидать (исходя из вышесказанного о состоянии современной науки), признание метода или хотя бы его серьезное обсуждение наталкивается на сопротивление научного официоза. Понадобилось 10 лет с момента, когда я начал выступать с единым методом обоснования до опубликования книги по методу. Но и теперь все мои работы по методу замалчиваются и не происходит никакого обсуждения. Это при том, что существование проблемы, связанной с единым методом обоснования, и ее важность хорошо известны руководству Российской Академии Наук. Например, в Академии Наук существует специальное отделение, руководимое академиком Кругляковым, которое уже не первый десяток лет занимается безуспешной борьбой с распространением лженауки. Спрашивается, как можно заниматься борьбой с лженаукой и надеяться на успех, если нет объективных критериев, отделяющих науку от лженауки? Но сколько я не писал академику Круглякову, в Президиум Академии и отдельным академикам, предлагая единый метод обоснования для решения этой проблемы, я просто не получал никакого ответа.

Вот еще пример. 3.4.12 в Москве состоялась Всероссийская научная конференция «Гуманитарные и естественные науки: проблемы синтеза», организованная Центром проблемного анализа и государственно управленческого проектирования при ООН РАН и рядом маститых институтов Академии Наук. Проблема, вынесенная в название конференции, тесно связана с эффективностью, точнее с недостатком эффективности науки, особенно гуманитарной, эффективность которой в сравнении с естественной явно проигрывает. Речь ведь идет о переносе методов естественных наук в гуманитарную сферу, а не наоборот. Причем этот перенос - это не открытие, сделанное на данной конференции. Это модный тренд, существующий уже лет 50 и породивший несметное количество диссертаций и прочих научных работ. Какие-то плоды это тренд, конечно, принес. Но насколько существенно этот перенос изменил ситуацию в гуманитарных науках видно из многих докладов на упомянутой конференции. Приведу в качестве примера доклад Соколова Н. В. «Естественно-научные и математические аспекты философии и этиологии». В нем он давал «математическое доказательство» религиозной догмы, гласящей: «Бог один, но в трех лицах». Доказательство сводилось к тому, что Бог представлялся вектором в трехмерном пространстве, а «лица» - его проекциями на оси координат. И докладчик при этом еще уверял, что вектор равен каждой из своих проекций. Все остальное в этом докладе было в том же духе. Подобную ахинею тяжело найти даже в астрологии или любой другой псевдо науке. А тут она преподносится и принимается на ура. Руководитель Центра проблемного анализа С. С. Сулакшин тут же предложил Соколову сотрудничество с Центром на базе этого доклада. И это при том, что одна из заявленных целей конференции - «избавиться от научной имитации в гуманитаристике».

Этот пример (и таких я могу привести много) показывает, что перенос методов естественных наук и в частности математизация не только не повышает эффективности гуманитарных наук по большому счету, но зачастую служит лишь наукообразным прикрытием для откровенной научной имитации, количество которой в сфере гуманитарных наук стремительно растет. Важно отметить, что и в сфере естественных наук, порождающих эти методы, применение их для прикрытия научной имитации тоже имеет место, хоть и не в таких масштабах, как в гуманитарных. Таким образом, возникает вопрос, что, вообще, делает науку наукой, что отличает настоящую науку от лженауки и научной имитации. Ответ на него я уже дал выше. Это единый метод обоснования научных теорий.

Все это я объяснил руководителю Центра проблемного анализа С. С. Сулакшину и предложил свое сотрудничество на базе применения моего метода к задачам стоящим перед Центром. Сулакшин сначала согласился, но когда дело дошло до оформления договора, он стал уклоняться от ответов на мои звонки и письма. А когда я, потеряв надежду получить ответ, написал ему, что речь идет не о наших частных интересах, а об интересах страны, он сделал вид, что обиделся и отменил свое согласие на сотрудничество. Подозреваю, что он за это время просто выяснил, как относятся к моему методу в верхах Академии Наук и, поняв, что там не желают его признания, занял позицию, соответствующую именно карьерным, а не интересам страны.

Что касается отношения руководства Академии Наук к моему методу, то, чтобы правильно оценить ситуацию, нужно учесть следующие моменты. Конечно, в руководстве АН есть немало настоящих честных ученых, для которых интересы страны превыше личных амбиций, но есть и такие, для которых наоборот. Оценить их пропорции не берусь. Но есть внешнее обстоятельство: именно в связи с отсутствием принятого единого метода обоснования и объективных критериев научности наряду со снижением эффективности официальной науки необычайно размножилось число претендующих на ниспровержение ее и предлагающих взамен свои теории чего угодно. Причем, в подавляющем большинстве случаев все это - если не полный бред и самодеятельность недоучек, то недалеко от этого. Понятно, что руководство АН, каков бы ни был его штат, не в состоянии давать развернутую оценку и вести полемику с каждым из этих открывателей – ниспровергателей. И это создает прекрасную возможность, для карьеристов из руководства АН, отмахиваться и от ценных идей и работ, если они видят в них угрозу своим амбициям, и легко уговаривать своих честных коллег сделать то же самое. Ведь и честному ученому не хочется тратить время на вникание в работы, которые могут оказаться бредом. Поэтому, если он услышал от своего коллеги, что это – бред, то он с охотой и чистой совестью принимает это на веру.

Признание и широкое внедрение единого метода обоснования могло бы в корне изменить эту ситуацию. Но само это признание упирается, как видно из вышесказанного, в эту же проблему. Разорвать этот порочный круг может только указание власти страны, чтобы руководство АН провело открытое обсуждение единого метода обоснования с участием автора, то есть моим. Учитывая, что есть много авторов самых разных теорий, желающих добиться подобного обсуждения, я хочу подчеркнуть следующее.

Во-первых, в данном случае речь идет не о конкретной физической, экономической или какой еще теории, а о методе, который позволит разрешить проблему с принятием - непринятием всех этих спорных теорий. Во-вторых, метод прошел уже определенную апробацию в виде публикации статей в философских журналах и сборниках, докладов на международных конференциях и, наконец, отзывов ведущих в стране специалистов. В качестве примера последних прилагаю отзыв руководителя сектора философии естественных наук ИФ РАН, Е. Мамчур на одну из моих статей по единому методу. К этому остается добавить, что эти результаты были достигнуты в условиях преодоления огромного сопротивления философского истеблишмента, начиная с директора ИФ РАН В. С. Степина.



Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
ПОДЕЛИТЬСЯ: